Об адвокатах и телефонном праве
У нас страна огромных возможностей
не только для преступников,
но и для государства.
В.В. Путин
Я уже писал о том, что если адвокат в уголовном деле предлагает решить вопрос защиты дачей взятки следователю или судье, не доверяйте ему.
Но неужели у нас настолько честные судьи и следователи, что по тому или иному делу нельзя ничего «немножко порешать» в пользу лучших и уважаемых людей? – Конечно же, это не так. Это известно и без подсказок со стороны опытного адвоката по уголовным делам.
Наше правосудие всегда было очень восприимчиво к непроцессуальному воздействию со стороны, а если быть совсем уж точным, то – к воздействию сверху. К тому же по-своему ловко и эффективно умеют давить на суд как следствие, так и прокуратура. Но, если кто-то думает, что лучшие адвокаты Санкт-Петербурга по уголовным делам обладают не меньшими возможностями для давления на правосудие, то он заблуждается. Уже довольно давно судьям запрещено общаться с адвокатами в непроцессуальной обстановке (с прокурорами – пожалуйста). И даже членом семьи судьи адвокат быть не может: либо один, либо другой должен сменить юридический профиль. Однако столь радикальный подход к охране судейской чести ничего по большому счету не решает, и принцип «чести» и «честности» применительно к профессии судьи все никак не может стать российской юридической парадигмой. И не адвокаты по уголовным делам в этом виноваты.
Присмотримся внимательнее. Главная печаль нашего правосудия состоит в том, что у многих и многих судей отсутствует пиетет по отношению к закону, праву вообще и правам граждан в частности (о причинах говорить здесь пока не будем). Более того, достаточно таких, у кого отношение к этим важнейшим общественным ценностям иначе как циничным назвать нельзя.
На втором месте – проблема зависимого и приниженного положения самих вершителей правосудия. Судьи в большинстве своем как были чиновниками, зависимыми от воли своего начальства (прежде всего – от председателя суда, а председатель – от руководителей вышестоящего суда), так зависимыми и остались, несмотря ни на какие «судебные реформы». Думали, что большая зарплата сделает судью более свободным в отправлении правосудия. Не тут-то было! Напротив, большие (к примеру, у председателя суда субъекта РФ – свыше 3 млн. в год) зарплаты только усилили зависимость судей от своих начальников – кому же захочется демонстрировать процессуальную самостоятельность вопреки полученным указаниям, и в итоге потерять столь доходное место?
О третьей проблеме я сказал в самом начале. Она является производной от первых двух.
Вот этот раздражающий коктейль из неразрешенных проблем и определяет настроения простых людей (и, кстати – их адвокатов тоже) в наших судах. Потому и очередь в Европейский суд по правам человека такая, как в советские времена за дефицитным товаром. Только сейчас в дефиците законность, справедливость и беспристрастность.
О следственном аппарате и говорить не приходится. Поставить в строй человека там – в порядке вещей, хотя следователь отнюдь не пешка, и вроде бы тоже является самостоятельной процессуальной фигурой.
Итак, рано или поздно в голову нашему пока еще вполне хорошему адвокату закрадывается гадкая мыслишка, что никакие ритуальные танцы, направленные на то, чтобы склонить чашу весов правосудия в пользу своего VIP-клиента законными средствами, не могут достичь своей цели, если не удастся добиться недвусмысленного благоволения от руководства того или иного суда, того или иного следственного аппарата. И становится совершенно понятно, что о тупой и примитивной купле-продаже на этом уровне даже не стоит заикаться. Все гораздо более сложно и запутано.
До адвоката доходит, что нужен не юридический, и не торговый, а … административно-дипломатический подход.
К кому же обратиться? Кто способен оказать административно-дипломатическое давление на следствие и на суд? Кто решительно не чтит Уголовный кодекс (вмешательство в отправление правосудия – статья 294 Уголовного кодекса РФ)?
Ответ не будет сенсационным: это некоторые представители ГД, отдельные сенаторы, кое-кто из гордумы, высшие чиновники других властных учреждений (особенно прежнего призыва), некоторые представители высшей исполнительной власти, околокремлевские аппаратчики, коллеги из КС, ВС, ВАС, ГП, в общем некоторые лица из тех, кто имеет на своем столе телефон правительственной связи и сочтет для себя возможным протянуть руку к трубке (потому явление так и называется – «телефонное право»). Знакомый адвокат по экономическим преступлениям в Санкт-Петербурге наблюдал однажды, как обладатель такого телефона названивал в одно из правоохранительных учреждений, пытаясь повлиять на ход уголовного дела. Самое смешное, что при этом он выдавал себя совсем за другого человека – еще более важного чиновника из кремлевского окружения. И трюк, судя по разговору, пользовался успехом – вот какое значение имеет правильный телефон на рабочем столе!
Некоторые обладатели такого телефона (их, конечно, меньшинство) сделали лоббирование в судах и правоохранительных органах весьма прибыльным бизнесом. Технология проста: сначала они ищут и находят случай познакомиться с руководителями судов и следственных аппаратов, устанавливают теплые личные контакты, а потом уже начинают «решать вопросы» по телефону. Спрос существует всегда. Адвокаты по уголовным делам тут могут расслабиться и заботиться лишь о том, чтобы такой «бизнесмен» не навредил делу. Услугами профессионалов-лоббистов особенно ловко пользуются диаспоры. Как только «их» человек попадает в участок, сразу запускается отлаженный механизм лоббирования, … и все, вопрос почти решен (здесь ударение на слове «почти»). Примеры отчетливо просматриваются в сводках криминальной хроники.
Председатель городского суда Егорова в одном из своих прежних интервью газете «Коммерсант» привела однажды такие статистические данные: «Если ты будешь на любые вопросы соглашаться, всех выслушивать, пусть даже из вежливости, тебе и будут звонить в день по десять раз. У нас сегодня рассматривается, например, 800 гражданских дел. И если бы я это позволила, то из 800 позвонили бы уже 200. По уголовному делу Макарова (речь о председателе комитета по рекламе города, который привлекался в те времена к уголовной ответственности – А.В.) не звонили, а приезжали».
Заметим в скобках: приезжали не один раз, и уж, конечно, приезжали к председателю не адвокаты по уголовным делам. Такое ощущение, что ни та, ни другая сторона «переговоров» даже не подозревали о существовании ст. 294 УК РФ!
Незакаленного в адвокатских передрягах человека может поразить прежде всего статистика: 200 из 800! Уж кому-кому, а председателю Мосгорсуда в части подобной статистики надо верить безоговорочно. А вот можно ли поверить, что во всех случаях руководители судов проявляют стойкость и решительную судейскую принципиальность? Всегда ли они стоят на страже закона, не лавируют ли в волнах бюрократической конъюнктуры? Вот тут большой вопрос и большие сомнения! По крайней мере, до того, как в столице сменился мэр, дела, в которых хотя бы мало-мальски были заинтересованы власти, разрешались обычно в пользу одной стороны. Не трудно догадаться – какой.
Но вернемся к слову «почти» и к статистике. Так вот, если, к примеру, руководителям звонят по двум сотням дел из восьмисот, то цели достигают только 20. Причины? На входе, извините за такое выражение, «базар фильтруется». Ну, например, уголовное дело имеет общественный резонанс (мы помним случаи на рынках). Попробуй тут, разверни его против закона – сразу снимут голову. Или противная сторона оказалась щедрей и расторопней, и уже забронировала результат. Или звонок оказался недостаточно авторитетным (звонки по своей значимости подразделяются на ряд категорий в диапазоне от «Да пошел ты…» до «Есть! Будет сделано!»). Или, например, нет возможности для юридического маневра. Ведь как бы предполагается, что, даже действуя по заказу, судья не вправе прямо и грубо нарушить закон (хотя чаще всего так именно и происходит), для «нужного» решения надо поискать какое-то лукавое юридическое оправдание. Если такое прикрытие в уголовном деле не отыщется (а звонок из категории, которую можно без последствий проигнорировать), ничего не произойдет: никто и пальцем не пошевелит ради выполнения просьбы звонившего.
В общем, вариантов множество. Но самое, пожалуй, главное препятствие для реализации заказных решений по уголовным делам вот какое. Это ведь только кажется, что решение по делу зависит от одного чиновника. Но у этого чиновника всегда есть начальник, который может перепроверить дело по жалобе противной стороны. Для следователя есть прокурор, а для суда – вышестоящая судебная инстанция. И по результатам проверки прекращенное уголовное дело во многих случаях может быть возобновлено, причем иногда так, что летят пух и перья. Это тоже надо понимать. Поэтому согласовывать надо во всех инстанциях. Это, конечно, обременительно и затратно. По крайней мере, хороший адвокат по мошенничеству и экономическим преступлениям в Санкт-Петербурге должен объяснить это своему клиенту.
Ну, и наконец, цена на услуги телефонного права должна многих останавливать. Она начинается обычно от 30-50 тыс. у.е. Понятно, что эти деньги у клиента не должны быть последними. Ведь риски потерять их и ничего при этом не приобрести довольно значительны. Но это уже не юридическая проблема, и для ее решения не нужен адвокат. Он не должен навязывать (и даже предлагать) клиенту такие услуги. Адвокат не должен ловчить и обманывать. Клиент делает свой выбор сам. Правда, его возможности выбора весьма условны, поскольку он никогда не получит ни паролей, ни явок.
Лучшие адвокаты по уголовным делам в Санкт-Петербурге предпочли бы работать без посредников и строго по закону. В этом случае им было бы гораздо проще конкурировать со случайными людьми от адвокатуры. Но сегодня система такова, какова она есть. И противостоять ей в одиночку для адвоката означает вести войну с ветряными мельницами.